— Ты же вечно зудишь, что ждешь не дождешься, когда же в армию, — напомнил Холодец. — Это ты кричал: «Ах, как жалко, что Вторая мировая закончилась!» И кровать твоя не достает ножками до пола, потому что ты напихал под нее сто пудов «Оружия и боеприпасов»!
— Н-ну… да… боевые действия — согласен, — сказал Бигмак. — Пошмалять в бою из М-16, к примеру, — всегда пожалуйста. А по-улыбаться и получить пулю в лоб — шиш.
— Они ушли на фронт вместе, потому что дружили, и все погибли, — сказал Ноу Йоу.
Ребята уставились на маленький светящийся квадратик с именами и длинной-предлинной вереницей бодро выставленных больших пальцев.
— Кроме Т. Аткинса, — сказал Джонни. — Интересно, что с ним стало?
— Это было в шестнадцатом году, — напомнил Ноу Йоу. — Если он жив, он давно умер.
— В твоем списке есть кто-нибудь из них? — спросил Холодец.
Джонни проверил.
— Не-ет, — наконец протянул он. — Один или двое с такой же фамилией, но с другими инициалами. Всю округу хоронили на этом кладбище.
— А может, он вернулся с войны и куда-нибудь уехал, — предположил Ноу Йоу.
— Тут ему было бы того… одиноко, — поддержал Бигмак.
Все посмотрели на него.
— Виноват, — буркнул он.
— С меня хватит, — объявил Холодец, с шумом отъезжая от стола. — Все это бред. Никого особенного на этом кладбище нет. Люди как люди. Да и жутковато. Аида лучше в Пассаж тусоваться.
— Я выяснил, куда денут тела, когда станут застраивать старые могилы, — сказал Ноу Йоу, когда они выходили на залитую ярким светом Таппервер. — Мама знает. Их перевезут в специальное хранилище, называется «некрополь». По-латыни — город мертвых.
— Йоу! — восхитился Холодец.
— Вот где должен жить Супермен, — сказал Бигмак.
— Некрополь! — возвестил Холодец, размахивая руками. — Днем — вежливые трупы, ночью… Ун-ца-ун-ца-ун-ЦА-ЦА… ЗОМБИ!
Джонни вспомнил улыбающиеся молодые лица, ненамного старше Холодца.
— Холодец, — сказал он, — если ты еще раз так схохмишь…
— То что?
— .. .ну… просто не надо, ладно? Я серьезно.
…шшшш… вот о чем, какбывамобъяснить-попроще… шши-ши-и-ши… объявили правительству, что… суууууиисссссс… факт, что китам нравится быть объектом охоты, Боб, и… уууууххфф…
Щелк!
— Так это и есть беспроволочный телеграф? Ах! Бедная графиня Алиса Радиони!
— Когда я был маленький, все вот так же носились с овалтином. Это, значит, в войну. Германскую. Я не рассказывал? Мы пели вместе с хором из репродуктора: «Все принимайте овал…» Что?! Какая еще графиня Алиса Радиони?
— В которую германскую?
— Что? А сколько их было?
— Пока две.
— Ну хватит! Радиони? Радио изобрел Маркони!
— Ха! А вам известно, у кого он украл идею?
— Да какая разница, кто изобрел эту несчастную штуковину! Вы будете слушать, что сейчас творят живые, или нет?
— Сговариваются отнять у нас наше кладбище, вот что!
— Да, но… я и не знал, что есть столько всего, а вы? Одной музыки сколько, и… и то, о чем говорят! Кто такая сестра Шекспира и почему она поет по радио? Что такое «бэтмен»? А еще мне послышалось, что предыдущим премьер-министром была женщина! Нет, не может быть. Женщины даже права голоса не имеют.
— Нет, имеют.
— Ур-ра!
— В мое время не имели!
— Мы столько всего не знаем!
— Так почему бы не узнать?
На кладбище стало тихо — вернее, тише обычного.
— Как?
— Мужчина в приемнике сказал, что желающие Обсудить Насущные Проблемы, Сказывающиеся На Всех Нас, могут позвонить на радиостанцию по телефону. В рамках Программы Опроса Общественного Мнения, так он сказал.
— Ну?
— На улице есть телефонная будка.
— Да, но ведь… на улице.
— Не так уж далеко.
— Да, но…
— Маленький мальчик пришел к нам и говорил с нами. Хотя был очень напуган. А мы не можем пройти шесть футов?
Это сказал мистер Порокки. Он смотрел за ветхие прутья ограды на улицу глазами человека, который основную часть своей жизни посвятил побегам.
— Но это наш дом! Мы здесь живем!
— Всего несколько шагов…
Пассаж, честно говоря, оставлял желать лучшего. Но больше тусоваться было негде.
Джонни не раз видел в кино американские пассажи, Бродвей местного значения с кинотеатрами и магазинами. Наверное, в Америке живут другие люди, думал он. В кино тамошние пацаны были жутко стильные, девчонки, как на подбор, красотки, и в пассажах не толклись ни бесчисленные бабуси-камикадзе, ни многодетные мамаши. По ним не маршировали по десять в ряд фанаты из «Сплинберийского объединенного клуба болельщиков», распевающие знаменитую футбольную песню «Оле-оле-оле-оле!» (хлоп-хлоп, хлоп-хлоп-хлоп!). В таком месте нормально не потусуешься. Там можно только убивать время.
Их четверка убивала время в закусочной. Ноу Йоу внимательно читал листовку, посвященную тому, что ради приготовления бифбургеров не вырубают девственные джунгли. Бигмак наслаждался любимым лакомством — картошкой «Мегаджамбо» с пятнадцатью порциями острой овощной приправы.
— Интересно, удастся мне устроиться сюда на работу? — задумчиво спросил Холодец.
— И не мечтай,—сказал Бигмак.—Как только менеджер на тебя взглянет, он сразу поймет, куда пойдет вся прибыль.
— Ты хочешь сказать, я толстый? — вскинулся Холодец.
— Нет, отягощенный гравитацией, — не отрываясь от чтения, откликнулся Ноу Йоу.
— Лишней, — прибавил Бигмак. Холодец зашевелил губами, пробуя, как это звучит.
— Лучше уж буду толстый, — решил он. — Можно, я доем маринованный лук?
— И потом, здесь от желающих поработать отбою нет, — сказал Бигмак. — И берут только круглых отличников.